Как «Колька-разбойник» икону человека отреставрировал

02.07.2021

(интервью с заключенным на 20 лет в исправительной колонии 19 поселка Маркова)

Мы в Маркова. Исправительная колония – 19. Тюрьма. Осужденные. Заключенные. В этих словах живут скорбь и страдание. В них – грань. Черта, разделившая жизнь на до и после.

Что больше всего поражает здесь?

Нет, не КПП с доскональной проверкой и сдачей перед входом всех привычных в жизни вещей: телефона, ключей. Не строгость встречающих в военной форме. И даже не решетки на всех дверях, которые захлопываются за тобой, на какое-то время отсекая и тебя от привычного мира.

Поражают лица тех ребят, мужчин, братьев, которые здесь…ждут.

Во-первых, много молодых. А они здесь не год. И даже не пять, а гораздо дольше. Чьи-то несостоявшиеся отцы, которые могли бы быть опорой, каменной стеной, защитой. Корень нации. Сыны России. Мужики. И что-то физически больно внутри – где-то там, где сердце. Что ж вы, пацаны, мужики, чьи-то сыновья, братья, любимые, отцы.?.. Слышите всхлип? Это тихо плачет Богородица и Земля Русская, святая, ожидая вас долгие десятилетия и глядя в ваши лица.

Вот что поражает – во-вторых. Лица. Они тоже – «заключенные». Закрытые. Жизнь ушла из них куда-то вглубь. И сразу не поймешь, какая она, эта жизнь, эта душа, потому что выражения лиц чем-то неуловимо похожи. Они так же «закрыты», окна глаз «за решеткой». И лица, которые должны быть живыми, разными – похожи на одинаковые и одинокие казармы. Ребята не смотрят тебе в лицо. Не смотрят в глаза. И от этого ты тоже чувствуешь себя заключенным. Изолированным. Одиноким…

Но вот в храме Покрова Божией Матери, на освящение которого мы попали сегодня, вижу что-то, что привлекает мое внимание. Еще не могу понять, что или кто так «зацепило», пока не подхожу чуть ближе.

Под иконой великомученицы Анастасии Узорешительницы стоит, как мне тогда показалось, очень молодой и очень худой паренек. И у него живые глаза. Они удивительно светлые и чистые. От них тепло. Они улыбаются. Мне кажется, что их взгляд, подобно солнечному лучу, пронизал пространство и сделал его единым и без затворов: в этом взгляде свобода, простор, небо…

- Здравствуй, брат! Как тебя зовут?

Так я впервые увидела Колю, иконописца-самоучку, который расписал стены Покровского храма в Ик-19, а до этого - храм иконы Божией Матери «Взыскание погибших» в ИК-2. А в самом начале была Ик-15 и храм святого покровителя Коли – Святителя Николая Чудотворца, в день памяти которого он родился в Тулуне.

Николай Геннадьевич Смирнов. Осужден в 19 лет за тяжкое преступление на два десятилетия колонии строгого режима. На его совести множество разбоев, грабежей, налетов и два убийства: лихие 90-ые прокатились по нему и его семье всеми тяжелыми колесами, основательно вдавив в грязь.

- Коля, каким ты помнишь себя в детстве и вообще до того, как стал иконописцем?

- Сначала помню себя хорошим ребенком, а потом помню первый грех: я украл деньги. Потом второй раз. И это меня переломило, я научился заглушать в себе совесть. Сначала буквально сгорал от стыда, а потом постепенно научился врать, связался с плохой компанией, в которой все были старше меня, и мне казалось, что я должен им соответствовать: быть таким же сильным, злым, ничего не бояться. Я стал активным членом бандитской группировки, совершил много гадкого и изо всех сил глушил остатки совести, пока не оказался в тюрьме.

Вот уже 18,5 лет я здесь. Первое время я как птица, которую в клетку посадили, рвался, метался. Можно сказать другими словами, бесился. И алкоголь доставал, употреблял

А потом в 2008 году поучаствовал в строительстве храма: в ИК-15 строили храм в честь моего небесного покровителя – святителя Николая Чудотворца. Я родился в день его памяти.

Я участвовал в строительстве, делал любую работу, которая была там нужна. Познакомился с игуменом Феофаном (Евтихеевым), с другими священниками, начал читать духовную литературу. Воцерковился. И с тех пор вот уже 12 лет постоянно нахожусь в Церкви.

- А когда крестился? Тоже в колонии?

- Нет, крестили меня еще маленького, в полтора года. И такой знаменательный это был момент, кстати: несмотря на то, что я был маленьким, я помню, как меня заносили в алтарь. Я даже потом спрашивал у отца Германа Подлосинского, может ли так быть, чтобы я помнил свое крещение в полтора года. И батюшка сказал: «Да, бывает такое. Есть такие случаи». Я помню даже, что тогда говорили. Как хотел еще кто-то войти, а ему говорят: «Сюда только мальчикам и мужчинам можно, кто крестился».

- Значит, само крещение тогда не стало для тебя еще рождением в духе, раз столько всего произошло после. А помнишь ли ты, когда Господь постучался в твое сердце, и ты почувствовал, что вот Он, есть, Он здесь, с тобой?

- Да. Часто в жизни было много странных случаев. По-своему я всегда молился, причем в таких случаях, когда это явный грех. Например, бражку поставлю и молюсь святителю Николаю, чтобы помог, и ее не нашли. Когда на «дело» шел, тоже молился о том, чтобы все получилось. Такая своеобразная вера во мне всегда была, но о Христе я практически ничего не знал, Евангелие не читал. А вот крест всегда носил. И мать мне всегда маленькие карманные иконки святителя Николая покупала. И у меня не было никогда сомнений, что Господь есть, что Он слышит и что святитель Николай мне постоянно помогает. Только иконы у меня всегда терялись их кармана. Да и как иначе, если я молился перед совершением преступления! У меня даже свое поверье сложилось: если перед «делом» икона карманная теряется, не надо идти – и я не ходил. А иконка эта часто у меня пропадала. Святитель меня прямо останавливал.

И я все это помню. И, конечно, я в это верю.

- А почему же это не останавливало совсем?

- Так тогда еще не было правильного понимания того, как все в мире устроено. Это уже потом, когда я иконы стал писать, прочитал историю об иконе Матери Божией «Нечаянная Радость». И это было как про меня. Там тоже был человек, который, как и я, просил у Бога помощи для того, чтобы творить зло. Вообще я тогда ничего еще не понимал.

Помню, когда в ИК-15 распределили, начальник колонии Виктор Архипов тогда мне сказал: «Ты еще Бога благодарить будешь, что сюда попал». Так и оказалось.

Книги начал в тюрьме читать. Сначала Достоевского всего прочитал. Потом Солженицына «В круге первом». И поразили споры о Боге, истории судеб человеческих. Всем как-то в жизни нелегко, но надо жить, не совершая зла. Его в мире и так много. А потом как-то один сиделец пожилой посоветовал Евангелие почитать. И оно мне другой мир открыло. Другими глазами на все посмотрел. И на себя тоже.

Очень я благодарен отцу Феофану. Он мне во многом помог. Первым мне в 2008 году глаза открыл, направил на нужный путь. А потом, когда я в ИК-2 приехал, уже отец Герман Подлосинский меня окормлял. Можно сказать, что уже 12 лет он мой духовный отец: там 10 лет и здесь два. И во многом он пример для меня.  Сначала нам казалось, что он слишком строгий. Посты соблюдать нас учил. Казалось бы, мы в тюрьме, можно и послабление какое-то. Но нет, отец Герман учил нас относиться к себе строго, не расслабляться.

- Отец Герман, у нас День рождения в пост. Можно, мы тортик съедим?

- Нет, нельзя.

И так всегда. Казалось бы, строгость излишняя, а она такую общину у нас в колонии сложила! Да  с нами так и надо - строго. Грех – он же хитрый: малейшую поблажку допустил к себе – и все, снова покатился и увяз, а выбираться с каждым разом все сложнее.

И вот за 10 лет в той общине храма в ИК-2 из ребят, кто у нас здесь воцерковился, исповедовался, Причащался и уже освободился и на волю вышел – ни один назад в тюрьму не вернулся. Все по-другому теперь живут. Слава Богу! Общаться стараемся. Они и на воле в храме остались. Есть среди них люди, которые сейчас храмы строят, один при монастыре поет. Священником, конечно, никто не стал – теперь нам по канонам не положено это, по грехам нашим. Есть ребята, кто из нашей общины теперь на воле в мирской жизни в разных профессиях работают, но в храм регулярно всегда ходят – каждое воскресенье.

От священника очень много зависит. Если он сам пример подает и соответствует тому, что говорит, чему учит – сам так живет, то это очень впечатляет и изменяет. Отец Герман многих из  нас зажег, показал, что путь к Богу в жизни реален для каждого, даже если ты оступился.

- Иконы писать тебя тоже отец Герман благословил?

- С иконами все очень интересно получилось и долго. Еще у отца Феофана просился. Он благословил, но пошла прямо полоса противодействия, постоянно какие-то препятствия были. И на курсы иконописцев меня не взяли. Тогда курсы иконописцев проводились в колонии № 3, а по моим статьям в эту колонию я никак не подходил, меня не взяли. Но мне очень хотелось. И через какое-то время отец Феофан стал мне книги привозить, я по ним начал учиться. Мне даже комнату для этого дали.

Вообще я с детства любил рисовать. Но икона – это не просто рисунок. Она живая. И краски для нее особенные, живые. Они готовятся по-особенному. В их состав входит яйцо, из желтка которого делается специальная эмульсия, и такие краски хранятся недолго, особенно летом – их надо быстро использовать.

И пока все в баночке растираешь для краски (а составляющих там немало, чтобы все получилось красиво и качественно), обязательно молишься. И как будто эта икона возникает и там, где ты ее изображаешь, и изнутри тебя: что-то просветляется внутри в этот момент.

Первую икону написал когда – ее показали иркутскому иконописцу Михаилу Лутаенко. Он одобрил. Это было такое счастье!

А потом так получилось, что в 2009 году началась реформа в тюремной системе, и я попал в Ангарск, в ИК-2, где мог уже не просто учиться писать иконы, а расписывать храм. Здесь храм в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших». Здесь же произошла встреча и с отцом Германом.

- Что для тебя важно, когда ты пишешь икону, расписываешь храм?

- Важно, чтобы икона была написана по канону и несла духовную пользу. Нельзя просто «рисовать картинку». Это другое. Иконописец – это определённый образ жизни, приходится воздерживаться много от чего, много молиться, иначе ничего не получится. Ты должен так себя приготовить к этому, чтобы через тебя в этой иконе отобразился духовный мир, который бы чувствовал тот, кто потом будет перед ней молиться. Иначе, как говорил отец Феофан, «может получиться не лик святого, а лицо сокамерника».

До сих пор удивляюсь и благодарю Бога, что Он мне помогает и что Он меня к этому делу, несмотря на все мои тяжкие грехи, допустил.

- Получается, что, находясь в заключении, ты расписал два храма? Этот, в ИК-19, второй?

- Да. Этот храм расписывал 9 месяцев, будто ребенка вынашивал,

- Расскажи, пожалуйста, о его истории.

- Храм в ИК-19 посвящен Покрову Матери Божией. Начали строить его в 1996 году. Кстати, во время закладки камня произошла интересная история. Приехал сюда епископ Вадим (тогда он был еще епископом), а с ним приехала монахиня из нашего монастыря (не знаю, кто именно), с видеокамерой. Начали читать молитвы, и тут произошло, как я считаю, явное чудо. Пошел дождь, все вокруг залило водой: и плац весь мокрый был, и здания, и елки наши (правда, тогда они были гораздо ниже – Николай смеется), а место, которое предназначалось под храм, осталось сухим. Как очертило его дождем. И это засняли на камеру. Это видео я даже пытался найти, когда мы снимали ролик о нашем храме, ведь где-то в архиве епархии оно должно сохраниться, но так и не нашел.

Два года храм строили, и к 1998 году он был уже готов. Строили из того, что было, поэтому материалы, конечно, были не самыми прочными. А в 2016-м потекла крыша. Когда полезли смотреть, оказалось, что эти купола вместо арматуры держатся на дужках от кроватей.  Сейчас купола уже другие – их сделали и собрали у нас в колонии из пластин нитрита титана.

А тогда, в 2016-м, специалист, который осматривал здание, сказал нам, что оно вообще находится в аварийном состоянии и нужна практически полная его реставрация.

Стали работать на восстановлении храма. За три года заменили все перекрытия крыши, укрепили фундамент: сначала траншеи вырыли, а потом туда залили новый, чтобы было прочно. Внутри тоже укрепили: поставили 12 столбов – по числу апостолов Христовых. Окна сделали красивые, на пол положили плитку, сами выковали в кузне хорос и Семисвечник, сделали подсвечники, аналои, архиерейский трон для алтаря.

К 2019 году все было уже готово к росписи. Я сделал проект, его показали митрополиту Вадиму, он одобрил и благословил, и началась работа.

Под самым куполом в храме у нас теперь Лик Господа. Чуть ниже, над алтарем, - образ Матери Божией, Которая держит над всеми нами Свой оберегающий покров.

Для иконостаса написал образы Господа и Пресвятой Богородицы.

Наверху - образы Ветхозаветных пророков, а сбоку от алтаря - святые. Сначала  святители Николай Чудотворец и Спиридон Тримифунтский, за ними русские преподобные Сергий Радонежский и Серафим Саровский, потом Сибирские святители Иннокентий и Софроний Иркутские и образы великомученицы Анастасии Узорешительницы и блаженной Ксении Петербургской, которым мы часто молимся.

На западной стене – Страшный суд. Такой росписи, как эта, вы больше нигде не найдете. Она единственная в своем роде. Это очень важный сюжет, который заставляет задуматься о том, как мы прожили свою жизнь и какой ответ дадим за нее Богу.

Стена эта маленькая, а икона Страшного суда содержит в себе много образов. И передо мной стояла задача сократить это количество, чтобы можно было уместить изображение на стене, но в то же время не потерять смысла. Надеюсь, что это с Божией помощью получилось. Еще я прямо выделил образ Благоразумного разбойника возле  Райских вратах. Этот образ о нас – обо всех, кто здесь находится, и о бесконечной любви и милости Божией к любому грешнику.

- Получается ли передать этот твой духовный опыт близости и милости Божией ребятам, с которыми ты сидишь? Передается ли им это? Чувствуют ли они подобную потребность в общении с Богом?

- У нас здесь вообще собралась целая община. Как храм строился – так и община собиралась и укреплялась. Чем больше храм расписывался и приобретал свою нынешнюю красоту, тем больше становилась община. Мы каждый день собираемся в храме, мирским чином проводим богослужения, читаем Акафисты.

В ИК-2 с нами сидел один человек, который был очень начитан в плане духовной литературы, имел много знаний по этому вопросу. И он создал там для нас воскресную школу, где много рассказывал и помогал понять. И мы все начали читать духовную литературу. Евангелие вместе читали, многие труды митрополита Илариона (Алфеева), «Слово пастыря» нашего Патриарха Кирилла (тогда он еще был митрополитом).  В основном, конечно, читали и изучали Четвероевангелие: разбивали по направлениям, к кому оно было обращено: к евреям, или Евангелие от Марка, где всего 16 глав … Нам помогали прояснить и понять самую суть веры, чтобы она у нас была осознанная.

У нас там и иконописная мастерская была, и хор. Священники с воли часто приезжали смотреть, как там все у нас устроено.

А здесь, в ИК-19, любимое чтение нашей общины – это проповеди и слова протоиерея Димитрия Смирнова, который недавно упокоился в Господе. Все коротко, четко, ясно, понятно. Всем нашим очень нравится. И он очень понимает нас, заключенных, и наши нужды.

Каждый день здесь мы проводим службы утром и вечером. Утром, в основном, читаем Акафисты, в воскресенье служим обедницу мирским чином. Вечером, в основном, - малое повечерие. И после служб утром и вечером каждый раз читаем Слово Патриарха или проповеди отца Димитрия Смирнова. Мы прямо чувствуем, как он нам, находящимся здесь, близок, как он нас понимает. Он часто берет для пояснения образ заключенного. И его проповеди для нас особенно актуальны. Он говорит будто  прямо для нас, как нам нужно: просто, доходчиво, а где-то даже резко.

- А когда вы это успеваете? Утром, еще до поверки, совсем рано?

- Нет, у нас есть специальный график служб, все согласовано с режимом колонии.

- И много приходит на службы ребят каждый день?

- Смотря какие дни, как все заняты на работах. Тут же и на промзоне трудятся, в кузне, - работы хватает. По вечерам обычно бывает в храме не меньше 15 человек. В праздничные и воскресные службы, конечно, больше. Вот сегодня причастилось больше 40 наших.

- Коля, говорят, все твои подельники уже на свободе, освобождены по УДО. И тебя уже в 2016 году могли освободить, а ты не стал документы подавать? Почему?

- Нужно было роспись храма закончить. Не мог я храм бросить. Начал – надо довести до конца. Бога и Матерь Божию поблагодарить за милость ко мне, грешному.

Да потом, я и подавал заявление на УДО, но мне отказали. Наверное, не было в тот момент воли Божией на мое освобождение. Перевели в ИК-19. И теперь вот и второй храм совсем готов. Митрополит Максимилиан освятил его сегодня. У Господа во всем есть смысл. Мы просто его не всегда понимаем.

И знаешь, я же выхожу скоро – 6 июля домой. Теперь отпускает меня Господь.

- Знаю, что тебя на свободе очень ждут, что у тебя есть жена и маленький сын. Расскажи, пожалуйста, если можно, о вашей истории.

- Мы с женой родились в одном роддоме в Тулуне с разницей в три дня. В один садик ходили, в одну школу. Я с шести лет в школу пошел, а она на год позже. А с 2011 года нас вот судьба свела, начали общаться. Отец Герман нас повенчал в храме ИК-2. Через полгода смогли зарегистрироваться в ЗАГСе. С тех пор вместе девять лет.

Я вот осознаю все произошедшее, пытаюсь поставить себя на место моей Ксении. Для нашего времени это вообще подвиг так долго ждать. И ладно, если бы к тому времени семья у нас уже была. Если в семье такое случилось – нужно уже это принимать как данность. А у нас же было по-другому. А она ждала. И ждет.

Вот такой еще подарок от Господа – жена. Казалось бы, меня за мои дела вообще надо закопать где-то в яме помойной, а Господь меня все милует и помогает. Не раз, а много уже раз убеждался в жизни, насколько милостив наш Господь. Человеческим умом это не постичь.

- У тебя есть сын. Сколько ему лет? Как его зовут? Видитесь ли вы с ним?

- Моему сыну Павлу 5 лет. Такой интересный! Приезжает на свидания, и я вижу, как он ко мне тянется, как скучает, как хочет мне подражать. Это такая ответственность! Все эти годы всегда переживал, как они там на воле без меня. Скоро домой. Нужно будет учиться воспитывать сына, стать для него настоящим примером, авторитет для него иметь. Представляешь, недавно его спросил: «Вот ты говоришь, что меня очень любишь. А ты знаешь, что такое любовь?». А он мне, представляешь, отвечает: «Папа, любовь – это жизнь». И он прав, мой маленький сын!

- Боишься за него, что он когда-то может попасть в плохую компанию, как ты?

- Во всяком случае, я доверяю Бога и ему молюсь о своем сыне. А еще я очень хочу стать для него настоящим отцом, чтобы ему не нужно было искать авторитетов на стороне, чтобы он вырос достойным, честным и с верой в сердце.

- А хочешь, чтобы твой сын когда-нибудь стал священником?

- Господь вложил в моего сына свои таланты. Он сам выберет. А я просто постараюсь быть рядом, быть ему поддержкой и другом. Главное – чтобы он всегда был с Богом, а остальное само приложится – Господь поможет.

Мне очень хотелось говорить с Николаем еще, но наше время для беседы истекло, и сопровождающий его сотрудник колонии должен был сопроводить его на следующее по режиму дня мероприятие. Уже на ходу успела спросить:

- Коля, а что для тебя вера?

- Вера…это, по-моему, стержень, за который можно держаться. Разные ситуации в жизни бывают. Вроде все понимаешь умом, что Бог есть, теоретически все понимаешь, но такие ситуации в жизни возникают, что ты в них не то что пытаешься устоять, не колеблясь в вере – ты за нее цепляешься, чтобы выдержать, пока этот жизненный шторм не пройдет. А потом тучи рассеются, солнышко снова появится, и ты сам себе говоришь: «Ну что ты, маловерный, зачем ты сомневался?».

И все налаживается.

Николая забрали. Он снова улыбнулся напоследок своей улыбкой, так поразившей меняперед службой. Написанные им лики глядели на меня со всех стен этого удивительного храма, в котором сегодня так ХОТЕЛОСЬ МОЛИТЬСЯ за Божественной литургией. Даже удивительно, что вся эта красота – плод рук иконописца-самоучки.

Наверное, это тоже чудо. Как и то, что мальчишка, который 18,5 лет назад еще несовершеннолетним попал  в банду, где он грабил, совершал налеты и разбои; убил знакомого предпринимателя, на которого эту банду и навел и у которого не оказалось ожидаемого количества денег, а потом, по приговору главаря банды, убил еще и киллера, который был недоволен размером своей «зарплаты»,

за это время стал другим человеком.

Неслучайно он не рассказывал подробностей своей до-тюремной жизни. Того «Кольки-разбойника» просто больше нет.

Сегодня иконописца Николая Смирнова знают во многих епархиях России и Украины, для которых он создавал за это время иконы. Знают его и в ближнем и дальнем зарубежье. Его иконы есть, например, в Аргентине. Сегодня он лауреат многих конкурсов православных икон и признан одним из лучших мастеров храмовой росписи.

Он расписал два тюремных храма в честь образов Пресвятой Богородицы. Два – по числу убитых им людей. Чтобы в этих храмах искореженные грехом и преступлением души заключенных возрождались, очищались, «реставрировались» до того образа, какими их задумал Бог.

Николай Смирнов себя…отреставрировал. Скоро он выходит на волю. В жизнь. К жене и сыну. К новой жизни без греха и преступлений. К жизни с Богом.

Помоги ему, Господи, и спаси.

Беседовала Инна Маковская

Фотографии Вадима Тарасова