Новости Вятской митрополии

Источник информации: Вятская митрополия
22 Октября 2013

21 октября 2013 года исполнился 401 год со дня блаженной кончины преподобного Трифона Вятского, широко почитаемого православными жителями не только Вятской земли, но и всего русского севера. Всё это время его жизнь служит примером деятельной любви к Богу и Христовой Церкви. При этом каждое поколение духовенства, монашествующих и мирян находит в ней назидательное для себя.

В начале пути

Будущий наставник монашества родился около 1546 года вдали от вятских пределов – в«северной стране, нарицаемой Мезени», ныне Мезенском районе Архангельской области. Когда-то здесь на берегу реки Немнюги всего в 60 верстах от Белого моря находилась деревня Конешельская, которую принято считать родиной преподобного. Сегодня на карте её не найти. Время сильно изменило эти места. Однако место рождения святого не забыто: ещё в начале XVIII века оно было отмечено деревянной часовней, которая сохранилась до наших дней. Местные жители называют часовню «Трифон» и дважды в год, на память преподобного в октябре и в четвёртое воскресенье по Пасхе, совершают к ней паломничество.

О детстве и юности святого известно немного. Его родители Дмитрий и Пелагея Подвизаевы были крестьянами и сына назвали Трофимом. В скором времени отец скончался, и отрок вместе со старшими братьями остался на попечении матери. Житие не сообщает о том, как родилось и окрепло в душе будущего подвижника искание монашества. Было ли оно таинственным действием благодати Святого Духа или же возникло под влиянием бесед приходского священника, встреч с насельниками северных монастырей или паломниками – не известно. Но уже вскоре ему пришлось сделать выбор, определивший его жизненный путь.

Едва Трофиму исполнилось 17 лет, старшие братья решили его женить. Избрав из числа прислуги пригожую девицу и нарядив в красивые одежды, братья подослали её к Трофиму. Но та, по слову жития, хотя и «жало своего языка сотре, крепкого же столба не поколеба». «Льстивые и блазненные глаголы» девицы не смутили юношу. По слову агиографа, «не блуда ради сотвориша братья сия, но како бы сочетати его браком и удержати во отечествии своем понеже живяста во всяком обилии довольне». Но именно это событие заставило Трофима сделать выбор: или завести семью и в трудах преумножать состояние рода, или же оставить мир сей и искать Царства Божия и правды его (Мф. 6, 33) на путях монашеского жития.

Это случилось около 1564 года, когда Московское царство стояло на пороге опричнины, готовой наложить кровавую печать на весь русский мир. Пройдёт немного времени, и опричники с особой жестокостью обрушатся на Новгород Великий и его владения на русском севере, в которых проживал род Подвизаевых. Конечно, вряд ли родные Трофима могли предвидеть, как скоро и трагично изменится их жизнь, а потому и желали любым способом удержать юношу в родном селе. Да и сам Трофим только в этом случае мог рассчитывать на поддержку живших в «довольстве» родственников. Если же он решался оставить отчий дом, то полностью предавал себя в «руце Божии» (Прем. 3, 1). Даже сегодня это непростой шаг. Можем ли мы представить, что означало «оставить свое отечество» в столь непростые времена? Но Бог, от Которого «стопы человека исправляются» (Пс. 36), утвердил Трофима в решении оставить родительский дом.

Юноша не имел возможности поступить послушником в Соловецкий монастырь или другую прославленную обитель. Причиной тому, как предположил исследователь жития протоиерей Андрей Дудин, могло быть незнатное происхождение преподобного. Известно, что в крупные и состоявшиеся монастыри в те годы принимали преимущественно выходцев из знатных родов, на содержание которых родные могли внести существенный вклад. Простолюдинам же нередко приходилось начинать иноческий путь с небольших и недавно созданных обителей.

Трофим с посохом странника направился в Устюг Великий, а это без малого семьсот вёрст пути. Здесь в его судьбе принял участие священник Афанасьевской церкви Иоанн, в котором Трофим обрёл своего духовного наставника. Священник одобрил желание юноши не вступать в брак и направил его в городок Орёл на реке Каме, бывший в те годы негласной столицей обширных владений Строгановых. С этого времени на долгие пятнадцать лет жизнь молодого подвижника оказалась связанной с пермскими лесами, которые стали для него пустыней первых монашеских подвигов и молитв.

В пермских лесах

Описывая пермский период в жизни преподобного, агиографы, как правило, сообщают о его трудах и подвигах в Пыскорском монастыре, где в возрасте 23 лет Трофим принял монашеский постриг с именем Трифон. Днём инок посещал церковные службы и исполнял труды послушания для братии: пёк хлеб, готовил пищу, рубил дрова в лесу, на своих плечах носил их в монастырь, ухаживал за больными. К утрени он являлся одним из первых, из церкви же выходил последним и в молчании шёл в свою келью. Ночи инок проводил в молитвенных подвигах. Постели у него не было, для отдыха он ложился на землю. Летом, когда бывает много комаров, Трифон до пояса обнажал для них своё тело, а пищей для него были хлеб с водой, да и то в малом количестве.

Эти труды надломили здоровье подвижника. Он слёг и заболел. Болезнь продолжалась уже сорок дней, когда в забытье инок увидел ангела, пришедшего взять его душу, и уже направился за ним по воздуху, как вдруг раздался голос, повелевший ангелу возвратить Трифона в обитель. Больной проснулся и рядом с одром увидел святителя Николая, который исцелил инока и тут же стал невидим.

Когда это чудесное посещение и усердные труды молодого подвижника вызвали зависть у братии, Трифон покинул монастырь и в течение нескольких лет странствовал в пермских пределах. Жил отшельником на реке Мулянке, где, как некогда святитель Стефан Пермский, срубил и сжёг священное дерево остяков, обратив их ко Христу. Затем удалился на реку Чусовую, устроил келью и наставлял добрыми советами местных жителей.

К сожалению, за этими подвигами потерялся урок, который в наши дни, возможно, заслуживает большего внимания. Но чтобы в полноте его оценить, нам следует возвратиться в 1564 год, когда Трофим впервые пришёл в Орёл-городок.

В те годы российское государство стояло перед задачей освоения Урала и Сибири. Эти труды были возложены на сольвычегодского купца и промышленника Анику Строганова, который получил от царя Ивана IV в беспошлинное владение земли по берегам реки Камы и вместе со старшими сыновьями Григорием и Яковом весной 1559 года переселился в Пермь Великую. Строгановы строили города и крепости, развивали солеваренные, охотничьи и рудные промыслы, активно торговали с народами Сибири. При этом они могли назначать «вольные» цены, благодаря чему вскоре нажили «знатную пользу».

Однажды зимой, когда стоял «мраз велий, яко невозможно лица своего явити», Трофим в худой и заплатанной одежде шёл высоким берегом реки Камы. На беду мимо проходили слуги Строгановых. Решив поглумиться над беззащитным странником, они толкнули юношу вниз с обрыва, да так, что сошедший с горы снег совершенно засыпал его. Обидчики испугались, думая, что убили странника. Каково же было их удивление, когда выбравшийся из сугроба Трофим стал кротко молиться за них, прося, чтобы Бог не вменил им во грех жестокого поступка. Трофим с такой кротостью и любовью смотрел на своих обидчиков, что те, устыдившись, попросили у него прощения. Вечером этот случай стал известен в доме Строгановых.

На следующий день Трофим был в храме и, стоя у дверей вместе с нищими, прилежно молился Богу. В числе пришедших в церковь был и Яков Строганов. После заутрени он подошёл к Трофиму и стал просить его помолиться о больном сыне Максиме, пообещав, что в случае исцеления будет ему «помощником на любое дело». Смиренный юноша сначала смутился, но затем уступил этой просьбе. И Господь по его молитвам исцелил наследника.

А теперь представьте, что всё это произошло с вами, и именно на вас обратил внимание один из самых могущественных людей мира сего. Какие перспективы открыло бы это покровительство! Сколько всего можно было бы построить и устроить! Как прочно можно было утвердиться в мире семили, по крайней мере, сделать его более безопасным и успешным.

Но не так думал Трофим. По сути перед ним в полный рост встал всё тот же выбор между Царством Небесным, которое есть«правда и мир и радость о Дусе Святе» (Рим. 14, 17) и «суетой мира сего». Только на этот раз мир сей олицетворяли не старшие братья, желавшие обманом привязать Трофима к имению, а могущественные Строгановы, покровительство которых неизбежно погрузило бы юношу в пучину страстей.

Трофим оставил Орёл-городок и удалился в Пыскорский монастырь, чтобы трудами, молитвами и постом постоянно обновлять в себе искание Царства Божия, ради которого он и покинул родительский дом. Впоследствии так было не раз: как только мирская слава достигала святого, он немедленно оставлял место подвигов и шёл искать новое пристанище.

Так случилось, что покинуть пермские земли преподобному также пришлось по воле Строгановых. Это произошло десять лет спустя, когда подвижник жил на реке Чусовой. Однажды, расчищая от сорной травы поле, он «нача ту подсеку палити огнем якоже обычай надлежит». Внезапно налетел ветер, и начался сильный пожар, в котором сгорели большие склады дров, принадлежащих Григорию Строганову. По его приказу преподобный был схвачен и заключён в оковы, но вскоре получил свободу при условии, что оставит пермский край. «И от того времени вложи Бог в сердце преподобному о Вятской стране».

В Вятской стране

18 января 1580 года святой Трифон пришёл в г. Слободской, а затем в г. Хлынов, столицу Вятской земли. Обойдя окрестности в поисках места для будущего монастыря, он приметил за южной границей города территорию старого кладбища, где стояли две ветхих церкви – Успения Божией Матери и святителей Афанасия и Кирилла Александрийских. Вятчане поддержали преподобного, и вскоре от жителей городов Хлынова, Слободского, Шестакова, Котельнича и Орлова была написана челобитная к царю и митрополиту о разрешении устроить в г. Хлынове монастырь и назначить его строителем инока Трифона. С этой челобитной преподобный отправился в Москву.

24 марта митрополит Антоний рукоположил Трифона в сан иеромонаха и благословил новую обитель иконой Божией Матери Одигитрия. 12 июня царь Иван IV пожаловал под будущий монастырь указанные в челобитной земли и «велел о строении монастыря грамоту дати». 24 июня Трифон покинул Москву и 20 июля возвратился в Хлынов, жители которого, услышав о царском жаловании и святительском благословении, «зело возрадовашася и прославиша Бога и вси течаху к преподобному с радостною душею и приимаху от него благословение».

Вскоре у Трифона появились первые помощники и ученики, среди которых агиограф называет монахов Анисима, Дионисия и Гурия. Первым делом для братии монастыря около ветхих кладбищенских храмов было возведено несколько келий. В это время в соседнем Слободском находилась недостроенная деревянная церковь, которая предназначалась для открытия в городе монастыря, но за смертью строителя не была освящена. Трифон упросил слобожан пожертвовать этот храм для хлыновской обители. Слобожане помогли разобрать церковь и доставить её в Хлынов. В праздник Рождества Пресвятой Богородицы этот храм был заложен и вскоре освящён в честь «честнаго и славнаго Ея Благовещения». Все эти важные и новые для жителей Хлынова события, по свидетельству агиографа, сопровождались удивительными природными явлениями, а также чудесным явлением Богородицы, которая Сама указала место закладки храма. По всему было видно, что на деле и строителе монастыря пребывает Божие благословение.

Положение обители упрочилось спустя несколько лет, когда Бог послал преподобному Трифону влиятельного помощника – воеводу Василия Овцына. Зная о желании святого возвести в обители храм в честь Успения Божией Матери, воевода в первый день Пасхи 1587 года собрал именитых вятчан и предложил внести жертву на это святое дело. На эти средства в монастыре была построена деревянная Успенская церковь «о шести верхов шатровых со главами», имевшая пять приделов по числу вятских городов, принявших участие в учреждении монастыря.

В следующем 1588 году преподобный во второй раз отправился в Москву, откуда возвратился с таким обилием даров от царя и Патриарха, что пришлось взять двенадцать подвод для доставки икон, риз и церковной утвари. Патриарх Иов возвёл Трифона в сан архимандрита, а царь Феодор Иоаннович пожертвовал хлыновскому монастырю земельные угодья, сёла, озёра и рыбные ловли. Много лет спустя, в середине XVIII века, рачительное использование этой собственности позволило отстроить Трифонов монастырь в камне, превратив его в жемчужину архитектуры и центр духовной жизни всего Вятского края.

В изгнании

Все десять лет, прошедших от прихода преподобного в Хлынов до воплощения замысла о монастыре, были наполнены огромным количеством трудов. Казалось бы, этот период являет нам совсем другого Трифона, уже не отшельника, который бежит от сильных мира сего, а деятельного строителя и опытного политика. «А как иначе? – воскликнет иной читатель. – Одними молитвами монастырь не построишь. Да что там монастырь, крышу на храме не отремонтируешь! Не говоря уже о воскресной школе, общине сестёр милосердия или издании приходской газеты. На всё нужны деньги и связи. А сколько надо всего переделать!»

Как говорят на Вятке, «так-то да». Но эти слова не выражают полного согласия. Между тем ещё тридцать лет назад, когда в России только начиналось церковное возрождение, протопресвитер Александр Шмеман с сожалением писал о том, что и среди духовенства, и среди прихожан Церковь порой «воспринимается как какая-то безостановочная и лихорадочная «активность», для которой нужны деньги, а для добывания денег нужна опять-таки активность. Хотя для спасения эта суета не нужна, для «радости и мира в Духе Святом» тоже не нужна, для «тихого и безмолвного жития» тоже не нужна. И всё это сводится к вопросу: для чего нужна Церковь?»

Возможно, обновить понимание этого вопроса поможет ещё один урок преподобного Трифона, которому в расцвете сил Бог судил пережить заговор братии и изгнание из монастыря.

Вождём этого заговора стал казначей Иона (Мамин), которого святой Трифон юношей привёл в монастырь и которому со временем надеялся передать обитель. Первое время Иона был во всём послушлив преподобному. Однако по мере того, как монастырь рос и занимал всё более заметное место в жизни Вятской земли, часть насельников стала стремиться также занять особое место в обители и в городе. Если святой Трифон никогда «не требовал ни мягких риз, ни сладкой пищи и носил на теле железные вериги, сверху же ветхую одежду из жесткой шерсти, всей душой работая Богу, всегда пребывая в посте, молитве и воздержании», то монахи во главе с Ионой желали столоваться не в общей трапезе, а в кельях, принимать гостей, справлять именины и праздники. Преподобный не мог пойти против совести и согласиться на то, чтобы насельники жили в монастыре, как в миру.

Тогда в 1601 году заговорщики отправили Иону в Москву с челобитной, в которой просили Патриарха сместить преподобного будто бы за то, что он отказывается «беспенно» постригать в свою обитель жителей г. Слободского. Патриарх Иов внял этой просьбе, возвёл Иону в сан архимандрита и назначил наместником монастыря. Но Бог не оставил праведника без помощи. За преподобного Трифона, который в те дни также был в Москве, вступился Никита Строганов, который просил отпустить старца на покой в Сольвычегодск. Здесь в Введенском монастыре Строганов построил для святого келью и дал средства на содержание. Но преподобный всей душой стремился на Вятку. Не имея возможности вернуться в Хлынов, смиренный старец пришёл в соседний Слободской, где, не помня обиды, принялся за строительство монастыря в честь Богоявления Господня.

Завещание

В 1612 году преподобный Трифон вновь совершил паломничество в Соловецкую обитель. Видя его нездоровье, иноки советовали святому остаться в монастыре. Но он не мог покинуть мир, не увидев своей обители и учеников. 15 июля 1612 года преподобный возвратился в Хлынов. Последние несколько вёрст дороги он тяжёло страдал и временами терял сознание. Предчувствуя близкую кончину, святой Трифон смиренно просил архимандрита Иону разрешить повидаться с братией и упокоиться в монастыре. Иона ответил отказом. Но, когда городское духовенство единодушно заступилось за святого, сердце наместника смягчилось.

22 сентября слабый и больной преподобный Трифон пешком через весь Хлынов пришёл в обитель. Иона был так поражён кротостью святого, что, едва увидев его у ворот монастыря, припал к ногам старца и со слезами просил у него прощения. «Чадо мое духовное! Господь простит тя, сие бо дело старого врага диавола есть», – отвечал ему святой Трифон. Совершив молебен, он прошёл в приготовленную для него келью. Через несколько дней, чувствуя упадок сил, преподобный исповедовался и приобщился Святых Тайн. Затем преподал последнее благословение братии и архимандриту Ионе, испросил у всех прощения и отошёл в вечность. Это произошло 8 (21) октября 1612 года.

Почитание преподобного Трифона началось сразу после его блаженной кончины. Спустя семь десятилетий, 2 июня 1684 года, при строительстве в монастыре каменного Успенского собора, его святые мощи были обретены нетленными и по освящении храма положены под спудом у северной стены. Тогда же были написаны первые иконы, составлена служба преподобному. К месту его погребения, которое отмечено серебряной ракой, ежегодно приходят поклониться тысячи паломников. С 2007 года в день его памяти совершается празднование Собору вятских святых.

Подводя итог трудам преподобного Трифона, как правило, вспоминают Успенский монастырь, который за четыре века своей истории пережил многое и достоин отдельного повествования. Когда-то именно при нём появились первая на Вятской земле школа, библиотека, иконописная мастерская, больница и даже первый водопровод. Только не надо забывать, что всё это приложилось потом как результат искания Царства Божия и правды его (Мф. 6, 33), к чему всей душой с юности стремился преподобный Трифон и чему он был верен до конца. На всех этапах и во всех обстоятельствах своей многотрудной жизни.

Неслучайно перед своей праведной кончиной, словно ещё раз напоминая о том, что «Бог не в бревнах, а в ребрах»,преподобный писал в своём завещании братии не о монастырских угодиях или рыбных ловлях, а о братской любви: «И я вас молю, Бога ради и Пречистой Богородицы между собою духовную любовь имейте. Без неё никакая добродетель не совершенна перед Богом».

Протоиерей Александр Балыбердин