Информационный бюллетень межконфессионального Совета при Воронежской областной Думе (2016, N7) опубликовал интервью с Главой Воронежской митрополии.

"Упал – поднимись и иди". Интервью с митрополитом Воронежским и Лискинским Сергием, Главой Воронежской митрополии. Первоначально опубликовано в газете "Воронежский курьер" N81 (3615) 17 октября 2014 г.

- Юбилей традиционно считают поводом для подведения неких итогов. За какие события вы особенно благодарны Богу?

- Я благодарен Богу за все! Это не просто слова – действительно так. И я никогда не подвожу итогов, потому что не живу планово, не ставлю перед собой цель что-то сделать в пятилетку и потом не вычисляю: уложился в срок или нет. Жизнь, особенно священнослужителя, непредсказуема. Первостепенными могут оказаться задачи, которых сначала не замечаешь, а они вдруг очень остро встают перед тобой, и надо быстро реагировать. А бывает наоборот – многое планируешь и досадуешь, что по каким-то причинам прямо сейчас не можешь это реализовать. Но потом оказывается, что все это было не так уж важно. Поэтому у меня есть правило: жить в духе времени, искать ответы на вопросы, стоящие перед тобой в данный момент, и не терять интерес к миру. Я не сторонник того, чтобы оглядываться назад. Это нужно лишь в одном случае – когда сделаешь ошибку. Но и уделять ей чрезмерное внимание тоже не стоит: чтобы привести себя в норму, есть Таинство исповеди. Упал – поднимись и иди. Я всегда анализирую, что было не так в последнее время, и стараюсь это исправить, а если все нормально, то назад не смотрю. Только вперед, вперед по этой жизни – вот мой принцип. Нужно воспринимать свое бытие как единое целое. Поиск Царства Небесного и формирование личности не заканчиваются до самой смерти. До последнего вздоха мы должны учиться у жизни. Когда человек прекращает это делать, он становится никому не нужным, а наша цель – всегда быть востребованными.

Я благодарю Бога за свою жизнь, за все пройденные 65 лет. Они были интересными и насыщенными, и чем дольше я живу, тем мне интереснее. С годами у многих людей проявляется огромный по силе и требовательности интерес к жизни. Торопишься сделать что-то еще, сказать самое важное. 65 лет – возраст, когда хочется иметь молодой задор, хотя физические силы уже подводят. Первая половина моей жизни прошла в постоянном стремлении что-то созидать – без оглядки на себя. Бог давал силы, здоровье и помощников, которым я очень признателен. Теперь хочется передать накопленный опыт.

- О ком из своих наставников Вы вспоминаете теперь с особой теплотой и любовью?

- С самого детства я благодарен и родителям, и учителям. Формирование мое прошло в стенах семинарии – золотое время. Низко кланяюсь учившим меня великим профессорам старой, еще дореволюционной школы. Они были живыми легендами, я застал их на излете, и счастлив, что эти люди были в моей жизни. Они научили меня главному: привычке думать во всех ситуациях, над каждым шагом. Это залог если не жизненного успеха, то, по крайней мере, ощущения собственной необходимости. В молодости я старался не проявлять своеволия: Церковь давала мне послушание, и я должен был выполнить его – нравилось оно мне или нет. Таков удел монаха. Я постепенно проходил все степени служения, не всегда гладко. Понял, что плохих людей на свете не бывает, есть люди с особенностями. Человека нужно принимать таким, какой он есть. Если уважаешь его взгляды и ценности, которые не идут вразрез с твоими, если он не стремится тебя подчинить себе и научить чему-то негативному, то все в порядке – просто он видит жизнь так, а я по-другому. Мы можем быть прекрасными соработниками. Я всегда старался не менять помощников и попутчиков, которых Бог посылал мне; только в тех редких случаях, когда я видел, что человек не желает со мной трудиться, просил священноначалие, чтобы нас развели. И сейчас считаю, что залог успеха – уважительное отношение к другим. Нужно в другом человеке видеть личность, суметь разглядеть его духовную сущность. Ведь если Господь привел его к тебе, это не просто так – случайных встреч не бывает. Нужно либо чему-то поучиться у этого человека, либо что-то дать ему, как-то помочь.

- Но если не хватает душевной широты, чтобы терпеть недостатки ближнего?

- Это, знаете ли, вопрос воспитания. Я часто вспоминаю свой женевский период жизни. Там была очень маленькая община – около 20 человек, –состоявшая из представителей первой волны эмигрантов. Они уже доживали свой век, а наши советские сограждане, которых в Женеве было очень много, боялись ходить в храм, потому что все были на хороших должностях, дававших много привилегий. Тогда четко следили за теми, кто пришел в храм, и никому не хотелось терять хорошее место. Помню Ольгу Васильевну Татаринову – дочь предводителя Козельского дворянства. Очень благовоспитанная женщина. Никогда не повышала голоса, не раздражалась. Я диву давался: "Ольга Васильевна, ну как Вам это удается, как терпения хватает?". И она как-то ответила: "Владыка, я очень часто внутри просто киплю. А терплю не потому что добрая, а потому что хорошо воспитана". Ее слова стали для меня мерилом в жизни. Каждый человек может воспитать в себе такое отношение к окружающим. Нужно держать себя в руках, даже когда вам неприятно до последней степени, когда Вы точно правы, а Вам возражают. А ведь зачастую именно мы как раз и бываем не правы – поступаем по своим прихотям, желая, просто-напросто, подогнать образ мысли окружающих под свое понимание ситуации.

Сейчас очень остро стоит вопрос отцов и детей. Часто бывает, что дети в силу каких-то природных качеств очень послушны маме с папой и превращаются прямо-таки в рабов своих родителей, которые диктуют им свою волю, ни на что не обращая внимания. И самое страшное – не когда в семье мужчина-деспот, а когда женщина, ласковая, утонченная и замечательная, абсолютно не допускает никаких возражений, считая себя истиной в последней инстанции. Даже живя отдельно от родителей, дети из такой семьи похожи на чахлое растение, которому обязательно нужно поставить подпорку, иначе оно упадет. Проходит время, и горе-мамы говорят: "Как же так, почему мой ребенок не состоялся? Он ведь такой хороший". А просто нужно каждому человеку – и прежде всего родителям в отношении своих детей – давать возможность почувствовать, что они свободны. Пусть молодые ошибаются, набивают шишки, определяют свой путь в жизни. Можно только очень осторожно что-то подсказать и порекомендовать, ничего не навязывая. Несвобода в семейной жизни переходит и на общественные отношения. Если человек в семье тиран, то и вне ее он требует, чтобы все признавали его авторитет, хотя со стороны всем отчетливо видно, что авторитета здесь не может быть никакого. Каждый понимает истину по-своему, и нужно уметь уважать в другом человеке свободу выбора.

- А как Вас самих воспитывали - строго или свободно?

- Меня воспитывали строго. Можно сказать, что я получил традиционное русское воспитание. У нас была простая рабочая семья, и мне объясняли с самого раннего детства, что такое хорошо и что такое плохо. Но я никогда не испытывал на себе никакого насилия. К чести моих родителей, они вели себя так, что, очень их любя, я боялся их обидеть, причинить им боль, совершив какой-то неблаговидный поступок. В детстве страшно переживал за свои промахи, и у родителей просто не хватало духу меня ругать. Если я приносил плохую оценку, меня нужно было утешать – мама ласково говорила, что я все еще исправлю, давая мне при этом огромную теплоту и уверенность в себе. Я изо всех сил старался исправиться и считал, что это просто недопустимо – раздражать своих родителей. Такое отношение к ним сохранилось у меня навсегда. Мама, с которой я до конца ее жизни был очень близок, никогда ни в чем не подавляла меня, ничего мне не диктовала. Когда я стал самостоятельным – а она умерла уже в мою бытность епископом – мне приходилось работать в Чехословакии и Швейцарии, занимать ответственные посты в Москве. И я никогда не слышал жалоб на то, что я ее оставил или что ей скучно одной. Она говорила: "Если тебе это нужно по работе, то, пожалуйста, поезжай сколь угодно надолго". Нужно сидеть ночь за работой – ради Бога, работу нужно делать хорошо. Приходилось решать вопросы довольно сложные – например, продолжать ли мне учебу в аспирантуре. И мама всегда была моей нравственной поддержкой, подбадривала: "Учись, пока есть возможность. Пользуйся моментом, бери от жизни все хорошее. Вокруг такие замечательные люди – ты только впитывай, впитывай". Когда я нуждался в помощи, она мне все давала, а в старости уже она спрашивала у меня совета, как поступить. Я стал ей помогать, и она принимала заботу безропотно, без лишних церемоний, с благодарностью.

- Когда Вы решили принять монашество, не было ли сомнений в своих силах, в правильности выбора?

- Принимая монашество, я поразмыслил, посоветовался с духовно опытными людьми, и мне стало ясно, что колебаться можно всю жизнь. Нужно сделать решительный шаг: либо туда, либо сюда. Ничто меня в монастырь не загоняло, никто меня не неволил, я не бежал туда от каких-то неудач – хотел этого сознательно. Попробовал найти свою вторую половину и жениться, составить семейное счастье, но у меня это предприятие не сложилось. Мы с моей на тот момент избранницей остались добрыми друзьями. Она не вышла замуж, стала хорошим специалистом. Необходимость расставания переживали мы оба. Но тогда, когда все происходило, я воспринимал это как промысел Божий. Помню свою очень подробную беседу с отцом архимандритом Кириллом (Павловым), моим духовником. Он до самого последнего момента убеждал меня, что мне нужно жениться, а я утверждал как раз обратное. Потом, уже на монашеском пути, в моменты, когда не все складывалось гладко, я по-человечески со всей ясностью ощущал: жизнь монаха – нелегкая. Но я всегда руководствовался Евангельским принципом: тот, кто возложил руку на плуг и озирается назад, неблагонадежен для Царствия Божия (Лк. 9: 62). И это давало мне силы. Коль скоро я избрал этот путь, то старался максимально честно его пройти и уже не смотреть ни направо, ни налево, не разжигать в себе свойственную человеку привычку бессмысленно перебирать варианты: а вот если бы все сложилось не так, а по-другому? Если поддаться этим настроениям, можно расслабиться до такой степени, что нельзя будет ничего делать. Я никогда ни к чему не стремился специально, не делал особых поступков, чтобы занять место повыше или подсидеть кого-то – просто определенно шел своей дорогой. Не всегда все складывалось приятно и так, как мне этого хотелось бы. Я из достаточно бедной рабочей семьи, у меня не было покровителей, которые бы тянули и подталкивали меня. Моя жизнь, с точки зрения обывателя, – стечение случайностей, но я видел в них промысел Божий, который воспринимал с благодарностью. И старался достойно жить в предлагаемых обстоятельствах.

- Вы помните свою первую встречу с Богом, разом переменившую всю жизнь, или все происходило постепенно, медленно?

- Я пришел к Богу незаметно и постепенно. Семья наша не была очень воцерковленной, хотя родные пытались и посты соблюдать, и в Троице-Сергиеву Лавру ездили – мы жили недалеко от нее, в 10 км., но все-таки в храм ходили не часто. А мне там понравилось и сразу все полюбилось. Еще совсем маленьким, дошкольником, я запомнил будущего Патриарха Пимена – он был наместником Лавры, архимандритом. Я восхищался им. Встречи с ним, его проповеди помню в деталях, как сейчас слышу его голос и как живого мысленно его вижу. В школе пришло понимание, как страдают священники и семинаристы. Одноклассники смеялись, что я носил крестик, а у священства огорчений было не в пример больше. Я знал, какие на этом пути могут быть испытания, но к шестому классу школы уже определил для себя, что стану священником. Горел этой мечтой, жил этой надеждой и иначе себя просто не мыслил. В семинарию пошел сознательно, а вовсе не из-за того, что имел жизненные неудачи. Там я оказался самым молодым – только что исполнилось 18 лет. Моим однокашникам было за 30, и они надо мной подсмеивались: "Ты чего сюда пришел? За свой короткий век ничего и не видел, а сразу связываешь себя с Церковью и берешь такой огромный крест. Надо пожить, посмотреть, как-то определиться". А я просто не мог иначе, и все.

- Годы гонений на Церковь, к счастью, окончились. Сейчас появилось много людей с крестами и без, которые позиционируют себя как верующие, но ведут себя зачастую безнравственно. Это дает повод стороннему наблюдателю считать, что влияние Церкви на человеческие нравы ничтожно мало. Почему так происходит?

- Мне кажется, ставить вопрос в такой форме неправильно. Каких именно верующих следует принимать за точку отсчета? Ведь зачастую те, кто в церковь не ходит, с ехидством ждут, когда человек, делающий первые шаги в храме, оступится. Всем ведь удобнее, когда люди грешные и понятные – "как мы". Нужно стремиться достичь некоего более высокого состояния своей души и не стараться осудить человека, который занимается духовной практикой. Не пытаться его напоить и совершить с ним какой-то грех, чтобы потом показывать пальцем и говорить: "Вот они, святые! Никакие они не святые – такие же грешные люди, как мы, просто носят на себе личину благочестия. Понятно теперь, почему мир лучше не становится".

Ведь что такое вера в Бога? Это когда для человека приоритетными являются Евангельские заповеди. А если у него приоритеты другие и Церковь является лишь побочным моментом – нужна, когда, например, кто-то заболел в семье или брак сложился неудачный, – то вырабатывается такое отношение к Богу: я помолился – а Ты мне дай. Молитва услышана, помощь пришла – и уже можно годами в храме не появляться. Ходит ли такой человек в храм? Ходит. Носит он крест? Зачастую носит. Назвать его воцерковленным нельзя, однако и неверующим – тоже. Чаще всего в жизни встречаются как раз такие люди – верующие, но для которых Бог как некий запасной вариант. Я с этим часто сталкивался в советское время, когда люди говорили: "Вот мы на пенсию выйдем – и уж тогда будем ходить в церковь. А сейчас хотим пожить". Не надо смотреть на этих людей. Не нужно смотреть и на фанатиков. Есть бабушки с горящими глазами, которых всегда и все встречают, потому что как только вы зайдете в храм, так немедленно попадаете на лекцию: вам расскажут, как стоять, как одеваться, как себя вести и правильно ставить свечку. Это, вне всякого сомнения, неприятно, тем более что часто храмовые бабушки в серьезных вопросах сами ничего не понимают. Но верующие люди, как правило, не обращают на все это внимания, их задача – сделать своей жизнью Евангельскую истину. Они живут в миру, как и все остальные, но в них есть что-то более возвышенное, и к этому неземному и нездешнему, в них сокрытому, всегда тянутся окружающие. Верующие решают с помощью Евангелия все проблемы, с которыми сталкиваются.

Что же касается того, что люди не становятся лучше – следует помнить, что мы в этой жизни все путники, все ошибаемся, каждый падает. Но неважно, что человек упал, важно, чтобы он встал и пошел дальше. Не стоит обращать внимание на тех, кто вроде бы крест носит, а в душе у них нет ничего абсолютно – они не представляют собой образец воцерковленного человека. А каждому верующему, чтобы не посрамить своими поступками Церковь, нужно усвоить одну простую истину, высокие слова Христа: "Вы – соль земли, вы – свет мира" (Мф. 5: 13-14). Соль нужна, чтобы общество не загнивало. Верующие должны показывать пример, чтобы, глядя на них, и другие жили так, как нужно. А если человек ошибается – к нему и нужно относиться, как к ошибающемуся. Господь даст ему возможность исправиться. А те святые, которые где-либо появляются, как магнитом, притягивают к себе людей – они оказывают невероятное влияние на всех, кто рядом, все тянутся к их свету. Без этих праведников мир не стоял бы. Современных примеров множество. Возьмем, к примеру, историю Ольги Кормухиной. Рок-звезда, в тяжелые минуты жизни она пришла к старцу, отцу Николаю Гурьянову на остров Залит – и он так, говоря современным языком, трансформировал ее сознание, что она стала совсем другим человеком. Она поет замечательные песни – старец просил ее не оставлять своей профессии, потому что можно и нужно служить своим талантом Богу и людям. Ольга до сих пор ощущает духовную связь с отцом Николаем, хотя он умер, – она живет на острове, ходит на его могилку. Таково действие святого человека. Встречи с такими людьми – большое счастье. Их ведь недаром назвали святыми – они больше других трудились над собой. Конечно, святых немного, очень хороших людей мало и среди верующих, и среди неверующих. Но это не значит, что все пришедшие в храм оскудели добродетелями и не оказывают на мир никакого влияния.

- Многие люди жалуются, что в суете им трудно жить по-настоящему духовной жизнью. Часто случается, что Вы, Владыка, за день посещаете много различных мероприятий. Как удается сохранить силы для молитвы и при этом уместить десятки важных дел в 24 часа? Есть ли у Вас добрый совет для тех, кому сложно оторваться от забот и сделать шаг к Богу?

- Все очень просто: как и везде, нужна школа. Как нас приучали в советское время, заведите себе распорядок дня.

- Просто режим?

- Да, режим, который воспитывает человека, приучает к обязательности, потому что иначе и жить невозможно и делать ничего нельзя.

Поверьте мне, взрослый человек, если у него сохраняется тенденция к мыслительной деятельности, найдет тысячу извинений и оправданий для того образа жизни, который он ведет. Ну как это – времени не хватает? Нужно просто для себя определить: мы встаем, умываемся – надо также перекреститься. Потом краткая молитва. Затем привел себя в порядок, встал на молитву, пообщался с Богом – недолго, минут 10 – 15, у людей часто физзарядка дольше длится. В течение дня можно заняться самоанализом – просто сесть и подумать, когда выдастся свободная минутка, почему у Вас, допустим, нехорошо на душе, может, кто-то Вас огорчил. Разберите ситуацию, отпустите обиду. И Вы увидите, что, может быть, дело как раз в Ваших скопившихся эмоциях. И, конечно, помолитесь и за себя, и за ближнего. Для этого не обязательно стоять на молитвенном правиле и бить поклоны. Осознание присутствия в жизни Бога должно порождать желание стать святым человеком, быть чистым, иметь мир в душе, что бы с Вами ни произошло. Важно помнить, что в сердце, наполненное злобой и грехом, не войдет Премудрость и Дух Святой. (См.: Прем. 1: 4). Вечером тоже нужно обязательно помолиться. Даже если устали – пересильте себя. Можно сколько угодно долго расслабленно сидеть, якобы отдыхая или бездумно протирать тарелки – лучше в это время сосредоточиться и пообщаться с Богом, ведь мы можем сделать это только в молитве. Беда опять же в том, что, если мы для себя определили, что все эти вопросы – просто приложение к мирской суете, то стремления к общению с Богом никогда и не появится, и постепенно вы будете все дальше и дальше отходить от Него. Если кто-то интересуется вопросами духовной жизни, нужно попробовать пожить ею, а не просто отмахиваться: мол, нет времени и каких-то выдающихся душевных качеств.

- Сейчас в храмах много чиновников, мы наблюдаем их по телевизору на все праздники. Их присутствие смущает людей – есть сомнения в искренности их порывов. Как Вы считаете, это действительно веление сердца или политический ход?

- Я знаком с Геннадием Зюгановым, с некоторыми коммунистами-депутатами. Так вот, одни из них такие антицерковные, если не сказать – вообще антирелигиозные, а другие считают себя православными людьми, часто причащаются. Я не раз беседовал с Геннадием Андреевичем (в один из приездов даже обедал с ним в Алексиево-Акатовом монастыре) и считаю, что у него здравые мысли, его есть за что уважать. На данный исторический момент сняли ограничение членства в партии для верующих. Они люди религиозные и в их искренности у меня нет никаких сомнений. Бывает в храме и Алексей Васильевич Гордеев – не так часто, но ходит, исполняет то, что предписывается, и при этом никогда не выделяется. Есть и другие чиновники – постоянные прихожане.

Смущают народ скорее те из них, кто зашел в храм случайно и не умеет свечку поставить. Чиновники, может быть, и не настолько воцерковлены, как практикующие верующие, но они тоже верят, искренне молятся. Многие из них объясняют практику общей молитвы по-своему: мол, мы находились в такой атмосфере, что чувствовали духовный подъем, который очень долго не проходил. Это значит, Бог коснулся их, дал им ответы на какие-то вопросы. Если кто-то страшится некоей массовой угрозы православия для общества, давления и прессинга Церкви, то он может успокоиться. Конечно, Воронежская область позиционирует себя как православная – более 80% считают себя таковыми; но 400 священнослужителей на 2,5 миллиона жителей области – капля в море. К тому же, мы не можем влиять на политическую ситуацию, так как не занимаемся политикой. Хождение или не хождение в храм не дает никому ровным счетом никаких политических преференций.

Вопросы задавала Кристина Шабунина.