1 декабря 2014 года указом митрополита Пензенского и Нижнеломовского Серафима монахиня Александра (Макова) была назначена, вплоть до решения Священного Синода, исполнять обязанности настоятельницы Пензенского Троицкого монастыря – крупнейшей монашеской обители в Пензенской епархии. Она стала преемницей игумении Митрофании (Перетягиной, 1940 – 2014), скончавшейся 11 ноября этого года. В своем первом интервью председателю Информационно-издательского отдела Евгению Белохвостикову мать Александра рассказала о своем пути к монашеству, о том, что в ее жизни значила матушка Митрофания, и о том, каким видит свою роль в управлении монастырем.

– Матушка, расскажите о себе. Откуда Вы родом, из какой семьи, и как пришли к вере?

– Родом я из Земетчинского района, из семьи обычной, рабочей. Мама у меня – бухгалтер, работала в совхозе, а папа был плотником. К вере, в принципе, я даже не пришла — я в ней воспитывалась, поскольку мама была глубоко верующим человеком, и в семье было заведено читать молитвы. А с тринадцати лет в нашем приходском храме меня поставили на клирос. Я ходила в храм, помогала петь и читать за богослужениями.

– Кого Вы считаете своими духовными наставниками, духовными родителями?

– Прежде всего, назову старосту храма в соседнем поселке Ниловка, Веру Дмитриевну Чернышкову, которая меня духовно укрепляла и наставляла. У нее самой дочь тоже в монастыре. Также большую роль в становлении моей веры сыграл наш батюшка, протоиерей Владимир Волков, который поставил меня на клирос, духовно со мной работал и просвещал меня.

– Скажите, когда Вы пришли в монастырь? И насколько для Вас это решение было сложным или, наоборот, естественным?

– Скорее, для меня это было естественным решением. Как оно пришло, мне сложно сказать, оно как-то само собой зародилось внутри. В душу запали рассказы о монастырях, в том числе, Веры Дмитриевны о своей дочери-монахине, — для меня в то время, в детском возрасте, это было удивительным, и какие-то живые струнки в душе всегда это трогало, было интересно. А случилась промыслительная поездка в Дивеево, оттуда мы заехали в Санаксарский монастырь, к батюшке Иерониму. Он нас принял, я спросила о своей дальнейшей судьбе. Он сказал, что я поеду в монастырь к матушке Митрофании, в Пензу. И для меня это было естественно, — не без внутренней борьбы, но все равно естественно.

– Сколько лет Вам тогда было?

– Семнадцать. Я приехала сюда сразу же после окончания школы, в 1998 году.

– Трудно ли было привыкать к монашескому укладу жизни?

– Мне было трудно, поскольку ребенком я была любимым, – не единственным, но любимым, – и росла в более изнеженных условиях. А тут режим, конечно, оказался более жесткий. Матушка Митрофания сразу меня взяла к себе в келейницы, а она у нас была строгая. Так что по первому времени было очень сложно.

– А кем для Вас была матушка Митрофания?

– Она для меня – все. Это мое духовное становление, это моя мать, это моя жизнь. В семнадцать лет я пришла в монастырь, и последующие шестнадцать, большую часть своей сознательной жизни, провела с ней. Для меня она стала даже роднее родной мамы, – духовной мамой, основой всего моего уклада жизни. Я благодарна Богу за то, что Он меня к ней привел.

Я была знакома со всей семьей матушки Митрофании, – с матушкой игуменией Никоной, ее сестрой, и со схимонахиней Анной, их матерью, – все они были высоко духовными людьми, у которых было чему поучиться.

– Какие послушания Вам давала матушка Митрофания и чему учила?

– Всех сестер она учила, прежде всего, послушанию без рассуждения. Никаких вопросов: как, зачем, почему? Сказали – иди выполняй.

Я была ее келейницей и параллельно несла послушания просфорницы, а гораздо позже меня поставили главным уставщиком монастыря. По общему послушанию были еще кухня и огороды. Приходилось осваивать все быстро и сразу.

– Что для Вас значит назначение исполняющей обязанности настоятельницы? И как Вы восприняли это решение владыки Серафима?

– Это для меня, прежде всего, большая ответственность. Мое новое послушание – более серьезное, более тяжелое, чем все прежние.

– Как Вы думаете, после такой выдающейся игумении, как мать Митрофания, проще или, наоборот, труднее принимать настоятельство?

– Труднее. После такой выдающейся матушки сохранить ее уровень будет трудно. Время покажет: я не берусь сейчас судить, хватит ли на это моих сил.

– Есть ли уже какие-то планы по управлению и по дальнейшему развитию обители?

– В планах – сохранять то, что заложила матушка Митрофания. На ее плечи лег груз гораздо более тяжелый, чем на мои: она открыла монастырь, можно сказать, в чистом поле, на совершенно пустом месте. И речь даже не о разрушенных храмах, а о том, что сюда пришли люди, совершенно не понимавшие, что такое монастырь, монастырский уклад, что такое духовная жизнь. Она все это преодолела, встречаясь с непониманием, с сопротивлением: ведь кто-то даже насмехался над ней, не понимая ее высокой духовной школы.

Но, тем не менее, благодаря своему несокрушимому характеру матушка игумения провела в жизнь все, что нужно было. И мне уже досталась, я считаю, задача легче, чем ей: сейчас в нашей обители и храмы отреставрированы, и сестры духовно воспитаны, они помогают и поддерживают.