Кто-то заметил, а кто-то, может, и нет, но в стране в седьмой раз прошел праздник День семьи, любви и верности, приуроченный к дню памяти благоверных князей Петра и Февронии Муромских (8 июля). В нашем постхристианском апостасийном мире размываются все институции, все скрепы и опоры общества. Полным ходом идет демонтаж института брака и семьи. Церковь, как всегда, выступая тормозом для процессов вавилонизации, ревностно отстаивает традиционные ценности. А почему? Почему священноначалие — все как один монахи — ратуют за крепкую семью? Почему брак считается Таинством?

Гражданин Неба

Православное учение о браке очень сложно, и трудно дать определение ему единственной фразой. Одно из лучших определений высказано ректором Православного Свято-Тихоновского университета протоиереем Владимиром Воробьевым в его работе «Православное учение о браке»:

«Брак понимается в христианстве как онтологическое соединение двух людей в единое целое, которое совершается Самим Богом, и является даром красоты и полноты жизни, существенно нужным для совершенствования, для осуществления своего предназначения, для преображения и вселения в Царствие Божие».

С одной стороны, таинством называется особое благословение, которое преподается мужчине и женщине, вступающим в брак. Само представление о браке как о таинстве предполагает, что человек не только существо с определенными физиологическими, психологическими и социологическими функциями, но и гражданин Царства Божия.

Монашествующие тоже, если не в большей степени, предвосхищают реалии жизни будущего века. Мы даже, вполне заслуженно, именуем монашеское состояние «ангельским чином». Таким образом, Церковь видит для своих чад естественным два состояния — брачное или монашеское. И в том, и в другом случае человек живет в семье — семье кровных родственников или онтологически еще более близких духовных братьев и сестер.

Горе — одному

Человек просто предназначен жить в семье. Одиночество, если это не особый подвиг, противоестественно человеку. «Не хорошо быть человеку одному» (Быт 2: 18) — сказано еще в самом начале Библии. Но все же, при всей святости монашества, оно не является таинством — в отличие от брака.

Как ни странно, таинством брак делает не что иное, как Евхаристия. Крещение в древней Церкви совершалось во время литургии, как и в наши дни совершается посвящение в священнослужители. Первоначально так же совершался и брак.

Жених и невеста приходили в церковь, на них надевали венцы, уже в этих венцах они подходили к Чаше. Вся община видела, что они причащаются сегодня не так, как остальные, а с особенным значением. Епископ, а впоследствии священник читал специальную молитву о них. Молитва эта бывала обычно очень краткой. Потом сюда, естественно, прибавились другие атрибуты брачного ритуала.

У Святой Чаши

Со временем праздничный, торжественный церемониал брака постепенно входил в церковную жизнь, особенно тогда, когда Церковь перестала быть гонимой. Но потом очень быстро эти ритуалы стали воцерковляться, включаться в торжество брака. Но все они в течение долгого времени все равно были привязаны к Евхаристии. Стояние со свечами, надевание особенного платья — все равно это было внешним оформлением самого главного, того таинства Брака, которое совершалось в евхаристическом участии жениха и невесты, в причащении их Тела и Крови Христовой у Святой Чаши.

Получилось так, что Церкви пришлось вынужденно отделить брачный ритуал от Евхаристии. Почему? Потому что Церковь, поступаясь из соображений икономии — компромисса, вынужденного опасностью конфликта с государственной жизнью — очень многим, не могла все же поступиться самым главным: Божественной литургией.

Договор

Всегда, во все эпохи Церковь берегла и охраняла Евхаристию как главное средоточие своей жизни. Даже во времена самых страшных гонений. А когда гонения прекратились, христианская империя передала со временем ведение и регистрацию браков Церкви, поэтому неизбежно само таинство Брака начали понимать уже иначе.

В нем уже меньше присутствовало понимания духовного, которое было изначально, которое брак воспринимало как благодатный дар, и больший удельный вес получило юридическое понимание: брак как договор, брак как законное состояние. Отсюда возникает и еще одно последствие — необходимость для Церкви благословлять вторые браки, потому что вторые браки в обществе по неизбежности существуют, и они хотят быть законными.

Так как здесь нельзя было поступиться Евхаристией, Церковь составляет особый чин — увы, уже вне Божественной литургии.

И здесь лежит второй важный вопрос — вопрос о разводах. Церковь не разводит бывших супругов, а вынужденно констатирует, что их брак больше не существует.

Болезнь и больной

Хорошо известно осуждение развода, высказанное Самим Господом Иисусом Христом (см. Мф 19: 8–9).

Но возможность развода из-за прелюбодеяния и слова апостола Павла о том, что жена может развестись с мужем (1 Кор 7: 11), ясно показывают, что Новый Завет не понимает под неразрывностью брачных уз абсолютного запрета на человеческую свободу. Эта свобода предполагает возможность греха, а плод греха — смерть. Грех в конечном счете может умертвить и брак.

А грех Православная Церковь понимает не столько и не только юридически, как католики, а скорее по-медицински — как болезнь. Церковь всегда разделяет болезнь и больного, не допуская ни тени терпения к первой, неизменно проявляя материнское снисхождение второму. Поэтому и разрешает Церковь вторые браки — как меньшее из двух зол: или толкнуть человека на грех, отказав во втором браке, или позволить этот брак, как несомненно лучшее состояние.

Вступлению во второй брак предшествует епитимия — отлучение от Причастия. Отсюда видим, отчего Церковь вынуждена была создать чин браковенчания, отличный от Евхаристии.

Дмитрий Романов

При цитировании ссылка (гиперссылка) на сайт Нижегородской митрополии обязательна.